Эргативный строй предложения.

В связи с данным в этой книге объяснением омонимии слов в древних языках дологическим характером мышления древнего человека на примере башкордского языка, необходимо привести мнение языковеда К.Уленбека по поводу эргативной конструкции предложения как особой исторически-закономерной ступени развития человеческого мышления. Как писал А.Г.Климов (``Очерк общей теории эргативности'', М. 1973, с. 206-207): ``Согласно этой гипотезе, постановка подлежащего эргативной модели в одном из косвенных падежей диктовалось тотемистически ориентированными представлениями первобытного носителя языка о том, что он является всего лишь орудием в руках некоторой высшей силы, которой, собственно, и приписывалось действие''

Как подчеркивал при этом К.Уленбек: ``для примитивного мышления высшей причиной является не тот, кто фактически совершает действие, а действующие помимо человека тайные силы, для которых последний служит только послушным и пассивным орудием''. ``...Для примитивного языкового сознания деятель в собственном смысле слова является какой-то тайной силой, которая действует через посредство кажущегося деятеля, то есть последний является первичным орудием, которое, в свою очередь, может употребить вторичное орудие''.

Действительно, такие слова, как например, ``день'', ``молния'', ``ночь'', ``сон'' являются словами - предложениями и имеют смысл в самих себе, так как сами из себя этот смысл и производят. Но по отношению к человеку они являются III лицом, которое в древности человеческое мышление воспринимало как живое действующее лицо, живой субъект, поэтому в ``Риг-Веде'' существовали боги ночи, боги зари, боги дня, бог Солнца, боги воды, и т.д., и т.п.

В предложениях с участием того или иного глагола, сам глагол является не чем иным, как показателем какого-либо I, II, III лица. Но в некоторых ``европейских'' языках произошло сращение корня глагола с местоименным аффиксом. Например, башкордское слово шыу - ``скользить'' применительно к человеку выглядит как шыл - ``подвинься'' и состоит из глагола шыу и местоимения III лица единственного числа ул - шыу ыл - шыл. Это башкордское слово в русское языке приобрело формы: шел, ушел, пошел, зашел и т.д. и т.п. Точно также и по той же схеме из приведенных ниже башкордских слов - предложений произошли следующие слова в ``европейском русском языке: куп - ``много'', куп ит - ``сделай (ты) много'' (купить, копить), ауа - ``валиться'', ауа ул - ``валится он'' (валить, валять и т.д.), [т~он] - ``ночь'' (тонет, утонул), (ул - ``он'', теге - ``тот'' в башкордском языке), [а~кыраъ, [~кыс~кра], [ба~кра] ( ул - ``он'') ``кричать, крикнул'', ул [уб~е] - ``он, она целует'' (любит).

Все глаголы русского языка имеют окончание Т в инфинитиве, и это окончание есть не что иное как аффикс, происходящий от указательного местоимения - ``тот, те, тому''. А само же местоимение III-го лица ``он, она, оно'' в русском языке полностью соответствует и произошло от местоимения для III лица [уны~н] в башкордском языке. Сравните, прилагательное: железный, деревянный, что имеет более правильную и более верную форму: железооный, деревооный. В башкордском языке этот показатель III лица еще более краткий: [а~гастан], [тимер~зэн], и в буквальном переводе означает из дерева, из зелени, из железа (сотвореное). То же. самое мы наблюдаем ив английском языке, например: wood - ``дерево'', но wooden - ``деревянный''. Окончания III лица на ``л'' в русском языке, например: любил, любила, вошел, ушла, угнал, угнала и т.д. и т.п., происходят от местоимения III-го лица ул в башкордском языке; ла - ``она'' в абхазском языке и il, ella - во французском языке.

Но что интересно, в абазинском и башкордском языках, различных по своему грамматическому строю, перевод ``русского'' местоимения III-го лица ``она, оно'' означает [ин~ей] (башк), [~еней] (абхазск) - ``Мать''( прародительница).

Более того, само деление по родам не мыслимо без наличия предмета, говоря короче - нет предмета, нет и мужского, женского, среднего родов. И если мы наделяем какое-либо слово в разговоре мужским или женским родом, то тем самым наделяем слово теми качествами, которыми оно - слово не обладает, а значит это есть ``фетишизм''. Поэтому абсолютно прав К.Уленбек говоря о том, что древний человек мыслил любое действие следствием некой первопричины. И если эта первопричина женского рода, то и ее действия, ее прилагательное, ее имя существительное, будут оформлены соответствующими аффиксами; если мужского рода - то своими; а если среднего рода, то, естественно, соответствующими окончаниями среднего рода. Для лучшего понимания утверждения К.Уленбека читателем, мы приведем следующий пример: в русском языке рука даже у мужчины наделена женским родом, следовательно, когда мужчина говорит предложение типа ``рука взяла'', или ``рука схватила, ухватилась'', то из самого предложения следует, что эта рука живое существо. Именно это представление о копье, стреле, дубине - как о живых предметах, таких же, как рука человека, и имел ввиду К.Уленбек, говоря о дологическом характере зарождения человеческого языка в эпоху господства ``мифологического мышления''. Для того, чтобы понятия - ассоциации некоей самостоятельности бытия этой ``руки'' исчезли в русском языке, как и в других языках, допустим, в пигмейском, папуасском, бушменском, татарском... используются местоимения - указательное или притяжательное ``мой, твой, наша, его, их'' и т.д., что в конечном счете определяет, что ``рука'' - эта часть человека. Именно поэтому в башкордском языке каждый глагол имеет окончание, состоящее из притяжательного местоименного аффикса, например: бара+лар - ``они идут'', барам - ``я иду'' и т.д. и т.п., а в форме инфинитива имеет повелительное наклонение бар - ``иди''.

В башкордском языке местоименный аффикс любого глагола указывает на неотчуждаемость действия от человека и говорит об неотъемлемости и органической взаимосвязанности причины и следствия. Если мы примем во внимание тот факт, что в древности человек не мыслил себя вне своего рода, и его субъективное ``я'' было полностью подчинено коллективному ``мы'', то становится вполне понятным, почему притяжательное местоимение ``мое'' в русском языке совпадает с местоимением ``мы''.

Интересно, что и во французском языке слово улица Rue совпадает с башкордским словом ырыу - - ``род'', поскольку в древности люди (бургунды - [б~ор~з~ен]) селились всегда со своим родом и на одном месте. Это же явление мы наблюдаем в чеченском и кордском языках, где вар - место, занимаемое одним родом на кочевке (у кордов) и ``род - племя'' на чеченском языке, а также тейп - ``род'' на чеченском и [т~ейфэ] - ``род'' на кордском языках. От этих слов по всей видимости и происходит английское tape. Соответствие притяжательного местоимения первого лица ``мой'' с множественным числом первого же лица ``мы'' есть не случайное явление, а историческая закономерность и заключается в отождествлении человеческого индивидуума со своей общинно-родовой формацией, вследствие чего человек не ограничивал свое ``я'' пределами своего физического тела. Одним словом, налицо отождествление своего физического ``я'' - ``мой'' с социальным ``мы'' - ``наш'' бытием. А в более древние времена человеческой истории мышление человека отождествляло не только органическое с социальным, но и социальное с биологическим, о чем свидетельствуют данные современных меланезийских языков.

Отождествление мышлением человека социального с биологическим, а последнее с неорганическим бытием, и есть основа любой мифологии, и поняв это, мы знаем где, как, и почему древние люди верили в демонов, способных вселяться в людей, почему река представлялась змеем, поедавшим (затопление, наводнение) людей, почему лебеди превращаются в девушек и т.д. В современном башкордском языке реликтом подобного мышления являются омонимы. В кавказских языках - чеченском, абхазском и некоторых других, субъект не отличается от действия, вследствие чего в этих языках существует специальный эргативный падеж. Дело в том, что мифологическое мышление не допускало возвышения человеческого ``я'' над окружающей его дикой природой, а прямо наоборот, человек чувствовал себя беспомощным, подчиненным, подвластным природным стихиям, которые к тому же мыслились живыми богами. И воевать с этими богами человеку в эпоху мезолита не представлялось возможным, а в эпоху всего палеолита подобная мысль даже не могла придти ему в голову. По этой причине боги различались на добрых и злых (Урал -[Шуль~гэн]), а их прародителем считалось некое безликое и бесформенное Первоначало, безразличное и к богам и к жизни людей. Поскольку мифология формировала мышление древнего человека, его язык и речь, через которые, главным образом, мышление себя реализует, то в эпоху господства мифологии анимизма не могло быть различия между именем и глаголом; в эту эпоху все предметы вместе и каждый в отдельности являлись и именем существительным и глаголом одновременно. Например, в башкордском языке баш - ``голова'' и ``начало'' одновременно; haya - ``небо'', с которого капает дождь и ``доить корову'' одновременно; бот - ``ноги''; [б~от] - ``заканчивать что-либо''; ялан - ``степь'' и ``голый человек'' и т.д., и т.п.

Различие между именем существительным и глаголом в языке древнего человека в полном ``грамматическом'' смысле этого слова, по всей видимости, началось в эпоху неолитической революции (9000 тыс. до н.э. по 6000 тыс. до н.э.). Иными словами, переход от охотничье-собирательского способа ведения хозяйства к земледелию и скотоводству поставил труд каждого отдельно взятого индивидуума в зависимость не столько от сил природы, от которых он, конечно, по -прежнему зависел, но и в зависимость от ума и смекалки самого человека. С течением времени человек стал творцом необходимых для жизни предметов, и, следовательно, их имен, то есть новых слов, а значит, лексика любого языка начала расширятся по объему. Старая ``грамматика'', основанная на мифологическом мышлении, в котором главным действующим и исполняющим лицом были боги, перестала соответствовать реалиям нового времени, где главным стала деятельность человека, зависящая от него самого. Постепенно мышление человека открыло и осознало различие между причиной и следствием, что не замедлило найти свое выражение в языке, в котором глагол в предложении стал подчиняться имени .существительному; иными словами, действия человека стали пониматься зависящими от воли человека, а не от желания того или иного божества. В каждом отдельном случае подчинение глагола существительному происходило, по - видимому, одним путем - усилением роли местоимения, так как возросла роль человеческого труда, его деятельности, его личных способностей. Однако в некоторых языках, например, в чеченском и абхазском, до наших дней сохранилась некая ``пассивность глаголов, некая их ``предопределенность действия'' изначала. Например, в чеченском языке нет активных глаголов, а есть глаголы средние, которые для выражения того или иного действия приобретают форму страдательного залога, который, в свою очередь, и есть единственно возможный способ передачи действия в этих языках. Например, чеченец говорит ``мною любим'', ``я любим'', ``он любим'', но никак не ``я люблю'', ``он любит'', поскольку последняя форма глагола не возможна в нахских языках. Можно было бы сказать, что эргативный тип предложения в нахско-абхазо-адыгейских языках не имеет прямого отношения к номинативному типу предложения в башкордском и английском языках. Это мнение глубоко ошибочно хотя бы только потому, что чеченское местоимение вай - ``мы'' сохранилось и в английском, где we - ``мы''. Абхазо-абазинское местоимение II лица уара - ``ты'', сокращенная форма уа, идентична английскому местоимению you - ``ты'' и you are - ``ты есть''. В чеченском языке активным падежом местоимения 1-го лица со является форма Ас, например: ас byutyiy - `` я иду''. Но мы хорошо знаем, что местоимение Аз, является показателем 1-го лица при непереходных глаголах в функции субъекта действия и в кордском языке, который вышел из более древнего башкордского языка. В кордском языке местоимение Аз заменяет в вышеуказанных случаях местоимение мин - ``я''. Кордское местоимение 1-го лица единственного числа Аз - ``я'' вышло из башкордского местоимения 1-го лица множественного числа [Бе~з] - ``мы'', которое исторически первично, так как в эпоху общинно-родовой формации индивидуум не знает субъективного Я. И только с распадом родовой общины из местоимения мы рождается местоимение Я в его полной субъективной форме.

И если в башкордском и в английском языках, изначально родственных между собой по древней лексике и по фонетике, влияние чеченского языка, в частности, как бы незначительно, то положение меняется при сравнении лексического материала чеченского языка с языком кордов, давно признанным индоевропейским.

В настоящее время в языкознании укрепилось мнение об эргативном типе языка, как особой исторической ступени в развитии человеческого языка и мышления. Так, например, Л.А.Пирейко констатирует, что ``в эргативной конструкции современных индоиранских языков мы имеем такое соотношение морфологических форм и синтаксических конструкций, которое характерно для типично эргативных языков'' (см. Г.А.Климов ``Очерк общей теории эргативности'', стр.32).

В свою очередь языковед С.Д.Кацнельсон выявил пережитки эргативного строя на материалах исторически засвидетельствованных германских языков (см. Г.А.Климов, указ. соч., стр. 33). Изучение проблемы эргативного типа предложения в древности представляет для башкордских языковедов первоочередную задачу на будущее, поскольку в кордском языке, от которого и происходит современный язык башкордов Урала, в двух его диалектах - авромани и курманджи, наличие эргативности зафиксировано лингвистами давно. Но, что интересно, в ``... Эргативная конструкция в курманджи не использует такие морфологические элементы, которые были бы специфичны только для эргативной конструкции, т.е. нет специального эргативного падежа, специальных глагольных форм и пр. Специфичным в эргативной конструкции является именно синтаксическое употребление морфологических форм, очень часто инверсионное по отношению к их синтаксическому использованию в номинативной конструкции'' (см. Л.А.Пирейко. К вопросу об эргативной конструкции в иранских языках - ЭКПЯРТ, с. 137). Как видим, в кордском языке, происходящем из одного с башкордским языком корня, эргативый тип предложения сохранился и смешался с номинативным типом языка, возникшем на следующем этапе исторического развития человеческого мышления и речи.

В связи с тем, что в современном кордском языке наблюдается совмещение синтаксических конструкций предложения, характерных для языков номинативного строя с одной стороны и употребление старых морфологических форм, свойственных для языков эргативного типа, какими в древности являлись шумерский, эламский, хурритский, то особое место занимает проблема изучения синтаксиса в башкордском языке. Самым авторитетным ученым - языковедом по вопросу синтаксиса башкордского языка является академик Гали Галиевич Саитбатталов, чьи научные работы и публикации по этой теме стали классикой в башкордском языкознании.

Интересное наблюдение по поводу зависимости между эргативной конструкцией предложения с матриархальным укладом жизни общества носителей этого типа языка постулировал Ж.Ван Гиннекен, которое изложил в своей книге языковед Г.А.Климович (см. Очерк общей теории эргативности: М. 1973. стр. 208).

``... Это всегда весьма подчеркнутые матриархальные культуры, которые подобно баскской, обладают переходным глаголом пассивной природы и прямым падежом (casus rectus) и косвенным (casus obliquus) - для агенса; в тоже время, патриархальные культуры, подобно индоевропейской, имеют переходный глагол активной природы, одушевляющей и магической, с подлежащим в прямом падеже и дополнением в косвенном (Ж.ван Гиннекен. 1939). Сам Г.А.Климович отнесся критически к этим утверждениям Ж.ван Гиннекена о причине и исторической зависимости эргативного типа предложения у ряда народов. Однако факт остается фактом, у всех народов Кавказа, в языках которых сохранился эргативный строй предложения, как-то: чечены, ингуши, бацбийцы, аварцы, лезгины, лакцы, табасаранцы, абхазы, абазины, адыги до недавнего времени уклад жизни общества был матриархальным. Как впрочем и у всех древних народов Малой Азии в V - II тыс. до н.э., поклонявшимся Великой матери богов, именуемые Инанна, Рея, Кибела.

У башкордов остатки матриархального строя проявляются в правиле, что при похоронах, при чтении женщиной заупокойной молитвы или Корана над усопшим, все мужчины должны перейти в другую комнату или выйти на улицу. Другим свидетельством наличия матриархата в древнебашкордском обществе является праздник [~кар~га-туй] (Кормление Ворона), проводимого башкордскими женщинами весной на определенной горе, опушка которой обычно раньше других освобождается от снега. Участие взрослого мужского населения в этом празднике [~кар~га-туй] в древнебашкордском матриархальном обществе было категорически запрещено.

``Ворон'' - [~Кap~гa] (башк.) - птица не перелетная, всю зиму обитает на Урале по соседству с человеком. Само имя этой птицы [~Кар~га] с башкордского так и переводится буквально ``к снегу'' и хорошо показывает, что хозяином снега (кар) считался ворон. Снег весной начинает таять и превращаться в ``воду'' - [~сыу] - hыу, thaw (англ.) и первыми от снега освобождаются ``высоты''- ober - ``высший'', (немецк.). Следовательно, [~кар~га] (crow - (англ.), corbeau (франц.), krahe (нем.)) считался башкордами и властелином Мировых вод, а журавль - торна обуздывал эти наводнения, как считали древние башкорды. Культ воды и женщины, их связь между собой, хорошо известны во многих мифах у разных народов. На Урале связь женщины с весенними водами особенно была наглядна для древнего человека эпохи среднего палеолита и мезолита, так как наступление весны, тепла и таяния снега совпадают в природе Урала с циклом диких животных давать приплод, точно так же, как и прирученных и одомашенных позднее животных (корова, лошадь, козы, баран).

В башкордской мифологии [~кар~га] - не злой и не добрый бог, он просто [~кар~га] - хозяин вод, обнажающий сушу по космическому закону Арта. Берег или побережье башкорды называют словом яр. Так как мы уже говорили выше о родстве башкордского и английского языков, постараемся найти это слово в Скандинавии, что впоследствии поможет языковедам более точно установить историческое время территориального разобщения единого некогда для двух народов праязыка. В древнеисландском языке слово - vor, означает ``причал'', а в древнеанглийском слово waru - это ``береговая насыпь, дамба, защита'' (см. Макс Фасмер). Как видим и в исландском, и в английском и в башкордском языках понятие ``берег'' означается одним словом - яр, waru. Снег начинает таять, что по-английски называется thaw, a у башкордов рода канглы это слово означает просто воду - [~сыу], которая в марте начинает сочится из-под снега. Весной сам снег, замерзающий ночью и превращающийся в лёд, становится скользким, по-башкордски [тай~гак], отсюда и англ. - thaw. Из-за таяния снега древние башкорды были вынуждены подниматься на высокие [тек~е] - ``горы'', [тек~е] урындек, а на английском Deck - это палуба корабля, возвышающаяся над водами. Таким образом, яр или вар были для башкордов убежищем на период весеннего таяния снегов. Интересно отметить, что и башкордском и в чеченском языках понятие ``возвышенность'' означается одним словом - [ю~гары] и корнем этого слова является понятие ар, яр - ``берег''. В ``Авесте'' слово вар несет понятие ``убежище'', а в современном кордском языке словом вар именуется ``место ночлега'', ``место, занимаемое на кочёвке жителями одного села''. Курды Месопотамии признаны английскими учеными-языковедами и этнографами своими родственниками.

По мере усиления наводнения весной башкорды в древности переходили с низких, затопляемых холмов на более высокие, а в случаях особо сильных наводнений, происходящих периодически раз в несколько лет, люди поднимались уже на отроги Уральских гор и совершали ритуально-культовые жертвоприношения царю Подземных вод [~Кар~га], чтобы он остановил их безудержный поток. В древности ворону -[~Кар~га] башкорды приносили человеческие жертвы, подробно описанные в их предании ``Урал-батыр''.

Вместе с башкордами - кордами, пришедшими в V-III тыс. до н.э. в Месопотамию с Урала, этот культ ворона, как воспоминание, сохранился и в шумерском ``Сказании о Гильгамеше'', где Ут-на-пишти, переживший потоп, рассказывает Гильгамешу, как он поочередно выпускал голубя, ласточку и только ворон не вернулся, найдя свободную от вод землю.

Как это становится понятным из вышеприведенного отрывка, и в древнем Шумере - Аккаде, культ Богини - матери богов, был связан с мировыми, подземными водами и птицей - Вороном, [~Кар~га]. А то, что в культе древних хурритов и хаттов культ богини-матери играл едва ли не самую главную роль, мы уже говорили выше. Так у чеченов, Хыу-Нана - мифическая Мать-вод, которая до пояса женщина, а от пояса до ног - рыба.

Материнский род возникает в истории человечества, в эпоху верхнего палеолита, вследствие разделения труда между полами. При матриархате домашний труд носил одновременно и общественно-идеологический характер, что и отражалось в сознании древнего человека. Поэтому мифологические сюжеты в башкордском предании ``Урал-батыр'', повествующие о принесении в жертву людей женщине (дочери царя Катиллы), восходят к эпохе верхнего палеолита или мезолита. Но в том-то и разница между мифологией башкордов и мифическими преданиями других народов, что у башкордов сохранилось описание этого культа человеческих жертвоприношений, а не пустое воспоминание об этом.

Историками хорошо изучены все наиденные археологами факты человеческих жертвоприношений как в Шумере, так и в Древнем Египте. Леонард Вулли, проводивший раскопки царских могил в Уре, датируемые III веком до н.э., обнаружил останки людей, погребенных вместе с умершей царицей. Все женщины, погребенные заживо, были одеты в праздничные одежды. Возможно, как предположил Л.Вулли, этих жертв заставляли выпить смертоносный яд. Но в любом случае, их всех вели в глубокий ров без всяких следов насилия, а затем засыпали сверху слоем земли толщиной в несколько метров. Этот факт наглядно представлен в башкордском эпосе:

Приношение девушек в жертву Воде, символизирующей Богиню-мать, нам известно и в Древнем Египте, где во время ежегодного подъема воды в Ниле люди выходили к середине реки на судне, на борту которого находилась девушка, исполнявшая роль Изиды, Хатор или Нейт. Дабы ускорить разлив реки, этих девушек в древности безусловно топили в реке, а сам этот обычай выплывания девушки на людке во время разлива Нила был отменен в Древнем Египте после его завоевания арабами.

Документально доказано, что фараон Аменемхотеп II из XII династии, правившей Египтом в начале II в. до н., собственноручно принес в жертву богу Амону - Ра семерых вождей враждебных племен. Но сведения о самых ранних человеческих жертвоприношениях в Древнем Египте дошли до нас со времен первого фараона Нармера, на палетке которого изображен этот акт. Правление фараона Нармера относится учеными-египтологами к III тыс. до н.э. Эти времена были рубежом, с которого начинается классический бронзовый век, развивается обработка металлов, поиски рудных месторождений. Все этой вместе вызвало усиление роли мужчины как в родовом обществе, так и в семье, что и привело, в конечном итоге, к смене матриархата патриархатом. Старая мифология сменяется новой, где главная роль принадлежит герою-мужчине, который начинает преобразовать мир. К этому периоду относится тот пласт повествования в башкордском эпосе, когда Урал запрещает человеческие жертвоприношения, начинает искать лицо Смерти (путешествовать), посещает города (начало меновой торговли). С развитием ремесел общинно - родовой строй эпохи матриархата пришел в упадок, человек вышел за пределы родовой общины. С этого момента начинается героическая мифология, предметом повествования которой становится человек. В башкордской мифологии им стал Урал, который во времена палеолита почитался не как человек, а как живая гора, URALT - ``древнейший.'' на немецком языке. Но с наступлением новой эпохи - энеолита, а затем бронзового века, Урал уже предстает не горой, спасающей людей от потопа - наводнения Ак-идели и Яика, а живым человеком, погибшим в борьбе со злом и погребенным под Уральским хребтом. Одна их его многочисленных жен (групповой брак) времен палеолита - Хумай, которая в облике лебедя почиталась прародительницей башкордов во времена матриархата - верхнего палеолита, в новую эпоху стала считаться уже девушкой, время от времени принимающей облик птицы:

И у немцев, и у англичан лебедь (башкордско-иранская птица Хомай) считается священной. Подробный анализ эпоса башкордов раскрывает наличие в нем мифологических образов, сохранившихся, с одной стороны, со времен эпохи верхнего палеолита, а с другой, имеющих пласт человеческих представлений о жизни, сформировавшихся и характерных для эпохи энеолита и бронзового века.

Башкордская мифология прошла длительный этап развития, растянувшийся на несколько тысячелетий. Безусловно, этот комплекс мифологического миропонимания оказал огромную, если не ведущую, роль на формирование мифологических представлений других народов. Например, шестая таблица шумерского эпоса о Гильгамеше вышла из эпоса башкордов Урала. Этот эпизод из мифа о Гильгамеше, хорошо известного народам Малой Азии со II тысячелетия до н.э., был потихоньку сворован греками и стал называться, ни много ни мало, как греческим сказанием о битве Тезея и Минотавра. На башкордском языке тызый означает ``бить в одну точку''. Поклонение быкам в Древнем Египте общеизвестно, но также хорошо прослежена глубокая зависимость ранней цивилизации Древнего Египта, особенно первых четырех династий, от цивилизации Шумера, население которого говорило в III веке до н.э. на урало-туранском языке (!!!). Это мнение об урало-туранском населении и языке Шумера в IV - II веках до н.э., было высказано всеми ведущими линвистами (Роулинсон, Опперт, Ленорман, Хоммель), являющимися основоположниками дешифровки шумерской клинописи. От себя добавим, что этот, уже утвержденный научный факт, до настоящего времени никому не удалось опровергнуть.

Исходя из всех вышеприведенных фактов говорить о том, что устанавливать родство различных языков только посредством их типологического строя, мягко говоря, не совсем правильно. Тем более, если иметь в виду, что ни грамматический строй, ни фонетика английского языка даже близко не стоит с французской фонетикой или немецкой грамматикой.

Для того чтобы установить родство между теми или иными языками, прежде всего необходимо установить родство этносов, говорящих на этих языках, что можно сделать, сравнивая их мифологию, поскольку мифология и человеческое слово зародились в одно и то же время - синхронно. Главное отличие любой мифологии от монотеистической религии заключается в том, что древние боги мифологии были родовыми богами и никто не занимался пропагандой своего родового бога в чужеродной среде, тогда как боги монотеистических религий являются уже не родовыми, а универсальными (абстрактными) богами, для пропаганды которых где словом, а где и огнем, и мечом, во все концы света шли тысячи миссионеров.

Вот теперь спросим, сохранилась ли у башкордов Урала общая с англичанами и норвежцами мифология? Безусловно, да! И что бы ни у кого не было и тени сомнения в этом, мы приведем один сюжет из башкордского предания о Хаубене.

Имя Хаубен и башкордское, и скандинавское; [Хауа-б~енд~е] - ``воздушный человек'' (башк.), персонификация журавля - птицы Бену у древних египтян, считавших его творцом света и почитавшейся душой бога солнца - Ра. Сын Ра на древне египетском звучит Са-Ра; в башкордском эпосе Сура является отцом Хаубена, а у кордов - Сора означает ``красный''.

У журавля, и это хорошо знают орнитологи, верхняя часть головки - макушка, покрыта красными перьями и журавль, добывая себе корм, важно ходит по мелководью и болоту. Так вот, у Скандинавов башкордским словом хаубен называется флагшток мачты, которая возвышается на корабле, плывущему по морям и океанам. Мачту корабля все мореходы ставят - [тор~гы~за] (башк.) на палубу - deck (англ.) у кордов и башкордов - дек или [урынды~к] - так и означает ``возвышение'', ``гора'', а ведь палуба корабля - deck всегда возвышается над водой. И вот корабль трогается в путь по морю - sea (англ.), - сей - ``сырость'' (башк.), по воде - water (англ.) - haya - тир (башк.) или ава - кордск. Моряка зовут - navigator (англ.), у башкордов - батор (батыр - герой) - pater (лат.) - отец. Бог древних скандинавов - Тор посылает на море - storm (англ.), которое грохочет - шаулай - (башк.), shout - (англ.), шатырлай - (башкорд.), shatter - (англ.), кричит нечеловеческим голосом - [а~кыра] - (башк.), cry - (англ.). Но Хаубен-батыр смело разрубает саблей - сабыу (башк.) гладь озера и разрывает - йыра, яра (башкорд.), ruder - весло (нем.) поверхность воды. В этот момент в башкордском предании о Хаубене из вод озера появляется Наркас. Это башкордская богиня языческого пантеона есть ни кто иная как богиня - Нартус в древнегерманской мифологии, которую, по словам древнеримского историка Тацита, считало своим родовым божеством племя - Инге воны. Ее идол возили весной в телеге, запряженной двумя коровами от одной деревни к другой. Это время сопровождалось весельем и празднеством, после которых ее колесница окуналась в воды близлежащего озера, а те люди, которые исполняли культовую работу, приносились в жертву, для чего их топили в водах озера.

Культ человеческих жертв описан и в башкордском эпосе Урал-батыр, где мужчин сжигали, а женщин топили в колодцах. Башкордское - урдяк и кордск. wардек, в немецком языке означает верх.

Теперь спросим, какого морского зверя могла олицетворять эта башкордская богиня Наркас - Нартус, и на кого охотились древние арии во время своего пребывания в районах Северного и Арктического Урала? Мясо каких зверей было основным источником их питания? Первое из этих морских млекопитающих носит имя нерпа, в частности, она водится на Каспии, имя ее происходит от Нар, [~кайнар] - ``огненный'', кордск.- башкордск. и пе - ``вода'', кордск.. Нерпа была названа так, поскольку древних людей, по всей видимости, удивляло, что это животное не замерзает зимой в холодной воде.

Второе имя из норвежско - шведско - датского языков Narval - ``единорог'', морское млекопитающее, водится оно в арктических водах, в длину имеет б метров, весит 1 тонну, и у самцов развит только один рог, чаще левый, и рог этот может достигать в длину до 3 метров.

Whale - ``кит'' (англ.), возможно, от кордск. Wali, вала - ``свободный, освобожденный'', поскольку в отличии от Нерпы Нарвал свободен в воде от сковывающего поверхность льда. Возможно, что в сюжете из башкордского предания о Хаубене, где герой долбит поверхность вод дубиной - сукмар, весьма древнее воспоминание о том, как охотники Севера пробивали лунку в воде и ожидали выхода из нее Нерпы. Это мнение автора подтверждается и тем, что и сама Нерпа при виде человека прячется в воду, ныряя в лунку, пробитую во льду. Нет ничего удивительного в том, что морское животное - Нерпа (Нертус - Наркас) была в представлении древнего человека Морской девой, а скорее, это является закономерным для его мышления, так как древний человек даже свое индивидуальное Я не отделял, не научился отделять от природы,.

Интересно, что в финском языке слово Nerpa также означает ``морской тюлень'', а ведь финны живут рядом со шведами, которые именуют словом Narval единорога.

Коми-зыряне, те же угро - финны, но только проживающие по соседству с башкордами Урала, словом нерпа называют тюленей. На всем протяжении от Урала до Скандинавии словом [Н~ерк~ес], Нерпа разные народы называют морское животное, но только у башкордов Урала имя Наркас - wардак - урдяк нар (иранск.) является именем древнего божества воды, напомним, что корды и скандинавы признаны учеными родственным этносом.

После этого краткого обзора только одного сюжета из древнебашкордской мифологии пусть ученые-языковеды, изучающие родство индо (да и еще) европейских языков, объяснят, каким образом имена древнебашкордских языческих богов оказались именами богов древнескандинавского языческого пантеона? Иными словами, почему боги были названы одними и теми же именами в ту историческую эпоху, когда лексика и башкордского, и древнегерманского языков не превышала 5-10 тысяч слов.

Для того, чтобы читателю было легче ориентироваться в столь сложном вопросе, мы приведем способ образования агглютации в башкордском языке, посредством которой рождается синтетическая связь членов предложения.

В башкордском языке местоимения в предложении вступают в связь с глаголом, утрачивая позицию члена предложения и перестают быть лексической единицей. Но если в тюркских языках местоименные суффиксы глаголов выступают повторением личных местоимений, то в башкордском языке мы уже встречаем случаи, когда, как писал И.И.Мещанинов: ``Местоимение из лексической единицы обратилось в словоизменительную морфему и, перейдя из области лексики в грамматику, утратило свою основную функцию и перестало занимать синтаксическое положение самостоятельного слова'' (см. И.И.Мещанинов. Номинативное и эргативное предложение. М. 1984. стр. 83). Например, в узбекском языке в слове езаман - ``пишу'' местоимение 1-го лица ман остается при суффиксации с глаголом в полной форме Приблизительно это же явление мы наблюдаем и в вайнахском языке, в его бацбийском диалекте, в котором личные местоимения не изменяются даже при суффиксации в глаголе, например: ас вуиtl - ас (``я иду'' - ``я''); ax utl - ax (``ты бегаешь'' - ``ты''). В башкордском же языке мы наблюдаем усечение местоимения при его слиянии с основой глагола [я~зам] - ``пишу''; [кит~ем] - ``ухожу'', барам - ``иду'' и т.д.

Безусловно, переход местоимения из лексической единицы в словоизменяемую морфему не мог произойти за один день или год, поэтому И.И.Мещанинов по поводу этого явления в башкордском языке писал: ``Такая грамматическая форма сама указывает своим построением на пройденный его путь, приведший к ныне действующему оформлению глагола'' (см. И.И.Мещанинов, указ. соч., стр.83).