Зоркий Глаз

Быль о легенде

Случилось это на „Волгуше” году эдак 1989–1991 — точнее вспомнить не получается. В тот год Глаз тоже туда выбрался — побухать со „строгостью”.

В общем, всё шло своим „строгим” чередом: вечером–ночью народ ел, пел, пил, закусывал, перетирал планы на предстоящий водницкий сезон; Маньяк устраивал мадью, Бонди курковал бухло, а Яков за это порывался начистить ему репу,… и т.д. Зоркий Глаз как-то между делом куда-то рассосался. Никто и внимания особого не обратил — дело-то обычное: пошёл человек в лес до ветру.

Но потом заметили, что уж слишком долго его нет. Глаз — человек сугубо городской, туризмом ни разу не увлекавшийся, а кругом тёмный лес, ночью температура минусовая, снег ещё не сошёл, рядом какая-никакая но речка с талой водой (апрель), Поэтому „строгие” напряглись и стали громко его окликать, а для стимулирования возвращения звать его пить водку…

Вскоре Глаз появился, и всё продолжилось. А вот что потом рассказал Фёдор‍OB, наблюдавший это воочию…

В те времена турклуб Физтеха в основном состоял из туристов-водников, т.к. альпиноиды и спелики имели свои отдельные организации. Размещадся турклуб в подвале под пристройкой (флигелем?) „восьмёрки”. И было в клубе несколько компаний, обычно ходивших в походы своим более-менее постоянным составом: „сверхстарый подвал”, „старый подвал”, „подвал”, „малыши” и, собственно, „строгие фопфы”. Список, конечно, не полный — приведён, только чтобы дать представление о ситуации.

Так вот, на Волгуше (во время турслёта) компании эти сооружали костры и бивуаки вокруг них отдельно, однако неподалёку (метров 50) друг от друга на одной лесной опушке/поляне — чтобы не мешать другим исполнять свои репертуары, но быть в пределах видимости и досягаемости. Хоть и стояли отдельно, но турклуб един, и народ имел обыкновение ходить ночью по кострам — пообщаться со старыми знакомыми и вообще.

В тот раз, как обычно, „подвал” с „малышами” стояли вместе, ибо все они по духу ксп-шники — любители попсни. „Строгие” же, в отличие от этих попснюков, сопли не очень жалуют, а поют всё больше ГрОб-ов и прочий панк и стёб (хотя и Физтех-песню вниманием не обходят) и, конечно же, „Примерзает”.

Посреди ночи, вероятно, под влиянием громких матерных песен „строгости”, зашёл у „подвала” разговор о „строгих фопфах”. Рассказывали предания о деяниях и подвигах „строгих”, об их жутких нравах и обычаях… И поведали друг другу (как страшную тайну), что по слухам есть среди „строгих” такой человек как Зоркий Глаз — строже всех „строгих”, сочиняет „строгие” трансцендентальные стихи и песни, почти ходит пешком по воде и вот-вот постигнет Дао… Подсевший ранее к ним в компанию плюгавый мужичонка на это заметил, что, скорее всего, никакого Зоркого Глаза в реальности не существует. И авторитетно пояснил: по-видимому, Глаз — это легенда, миф, герой собственного фольклора „строгости” — собирательный образ, вобравший в себя все характерные её черты — её суть, квинтэссенция — именно поэтому он столь строг. „Подвальцы” прониклись и с умными лицами закивали головами.

В этот самый момент со стороны „строгого” костра донеслись крики: „Глаз! Глаз! Ты где?! Глаз, пошли водку пить!…”. Тот мужичок встал и ушёл на зов товарищей.

Это был Альберт Эйнштейн..

Глазовская доброта к случайному попутчику

Расскзал БП.

Осенний вечер 1988г. в Москве. Едем с Глазом в полупустом автобусе, разговариваем о книжке Фейнмана „КЭД — странная теория света и вещества”. Смеркается.

Кроме нас в передней части два человека. Вдруг Глаз идёт к одному из них и что-то у него тихо спрашивает. На следующей остановке мужик выходит, испуганно оглядываясь на нас.

Спрашиваю:
— Глаз, что ты такое ему сказал?
— Да, собственно, ничего. Спросил: „Скажите, пожалуйста, сколько у Вас денег?”

Арбат

Расскзал БП.

В 91-м (?) Глаз с Фесенычем поехали играть на Арбат песни Глаза (Фесен — на флейте). Как Фесеныч потом рассказывал, замели их через 5 минут на песне „Пока сердце бьётся в груди горячо, мы будем с тобой, Михаил Горбачёв!”.

Творчество

Примычание: Ниже кое-где будут вставки текста такого вот вида. Это не текст авторства 3Г, Это примечания и комментарии 33.

• Дедушка Ленин
• Ветер в ночи
• Иллюзии
• Зайцы
• Наша милиция
• Ленин
• Партизаны марихуаны
• Космонавты
• Маленький мальчик
• Семён Петрович    [Стихи Виниченко Вадима]
• Осень
• Генерал
• Блюз наркоманов
• Ранним утром    [коллективное творчество во главе с Поручиком]
• Маленький, маленький мальчик
• Санитары
• Ленин и люди
• Ох, наелись!
• „Пусто в квартире…”
• „В тёмных лужах застыла немая вода”
• „Уходящие в полночь…”
• „Эта ночь ненадолго”    [по словам БП, это стихи Поручика]
• „Сотни лет до нуля”
• „Из кучи твоих друзей…”
• „Двигаться молча по склону холма”
• „Сегодня ночью этот мир сойдёт с ума”
• „Я знаю всё”
• „Ну, даймон я”
• Му-му какое-то    [Видать, у Глаза в эту секунду случился творческий кризис]
• „Хэй, чуваки! А вот и я!”    [БП утверждает, что это вроде бы стихи Поручика]
• Эвакуация
• Эвакуация (2)
• „На параллельных плоскостях…”
• Отражения
• „Забыло Солнце утром встать”
• „Где-то есть время…”
• „Придёт Он, знающий ответ”
• О времени и о звёздах
• Письмо т.Сухову
• Вектора оснований
• Глаз ударяется в нумерологию    [Ну, это Глаз зовсім з глузду з'їхав]
  • Примычание (от 33)
  • Воздух
  • Вода
  • Пример
  • *** (1)
  • *** (2) [картинки]
  • *** (3)
  • *** (4)
  • *** (5)
  • *** (6)
• Звезда

Об аудиозаписях

Дедушка Ленин

Дедушка Ленин ручку грызёт,
Царским буржуям спать не даёт.
Он сочиняет восстания план,
Он — величайший в мире талант,
Можно сказать даже: Гений.
Сияет в веках имя Ленин!

А-а-а! Великий Ленин!
А-а-а! Великий Ленин!

Большевики — надежда страны,
Все, как один, умны и стройны,
Ленина любят, как дети отца,
Партии делу верны до конца,
Я бы сказал — великой идее
Отождествляемой с именем Ленин.

А-а-а! Великий Ленин!
А-а-а! Великий Ленин!

......
Дружно все вместе возьмёмся за руки... (?)
......
Ведь вместе мы все (?) Ленина внуки
Я бы сказал: Революции дети,
Сделал которую Ленин!
......

БП помнит такой вариант второго куплета:

Вот пионеры великой страны —
Все, как один, сильны и стройны.
Все они помнят заветы Отца,
Ленина делу верны до конца,
Я бы сказал — великой идее,
Отождествляемой с именем Ленин!

Ветер в ночи

Ветер в ночи расправил злые крылья.
Стой, не кричи, это лишь воздух с пылью.
Это лишь стон грустной, усталой планеты.
Ночь за окном, ночь без конца и света.

Время, вперёд, сотней клинков разбейся!
Славный народ, в небо кострами взвейся!
Эй, кто нибудь, скучно, начни перестрелку!
В солнечный путь, выше, чем Белка со Стрелкой.

Стройся, наш мост, ввысь, в бесконечные дали,
— Там среди звёзд падает вечный Гагарин.
Пей да гуляй, праздник на улице нашей.
Бей да ломай, кто там чего нам скажет.

Тягостный сон бредом почти разрушен.
Ночь за окном, ветер, спаси мою душу.
Будущий страх разом тоску развеет.
В тёмных домах спрятаны тайные двери.

Эх, твою мать, чёрная вражья сила.
Всё поебать, в горло свинец да могила.
Рейте, гробы, над нашим мирным стягом.
Камни Судьбы, падайте с полным оттягом.

Ночь коротка, время, гони сомненья.
Вьются века снами былых поколений.
Где-то вдали пахнет бензиновым чадом
Нашей любви, пусть, значит так и надо.

Аудио: mp3, RealAudio.

Другое исполнение „Ветра в ночи” (аудио): mp3, RealAudio.

Иллюзии

Иллюзия цветов,
Иллюзия пространств,
Иллюзия сознания,
Зелёный запах трав.
Иллюзия утех,
Иллюзия забав,
Иллюзия поступков,
Зелёный запах трав.
Иллюзия мечты,
Иллюзия молвы,
Иллюзия руки,
Ноги и головы.
Иллюзия волос,
Иллюзия любви,
Иллюзия тебя,
Иллюзия травы.

Аудио: mp3, RealAudio.

Зайцы

В Казани, Рязани, в Сибири
Живут мохноногие зайцы.
У них ночью светятся уши,
И ужас в багровых глазах.
Когда в тишине на рассвете
В трамвае, набитом народом,
Увидев лохматую морду,
Все разом садятся в тюрьму.

В лесах одноногих деревьев,
В лесах, прогоревших до корня,
Рождается племя уродов
Чем-то похожих на нас.
И ползают длинные лапы
По кочкам сырого болота,
Бессмысленно хлопают уши
И в тусклое небо глядят.

Сидят на пеньках аксакалы,
Ругаются девушки матом,
Мол, кончилось мирное время,
И время сушить сухари.
И ночью по улицам тёмным
Гремят проржавевшие траки,
Бредут непонятные тени,
И зубы в потёмках скрипят.

Но вот, как обычно, за полночь
Другие придут грамотеи,
Расскажут похожие байки
И вновь растворятся в дыму.
А зайцы огромной толпою
Скребутся за запертой дверью,
Грызут листовое железо
И вянут в помойках цветы.

Аудио: mp3, RealAudio.

Наша милиция

Тексты некоторых песен сопровождаются обозначениями аккордов. Обычно метки аакордов размещают над словами песни — в предыдущей строке. Однако при публикации в Internet такой способ имеет существенный недостаток: если аккорды и текст находятся в разных строчках, то из-за переменной ширины символов (букв, пробелов, знаков препинания, etc) расположение меток может меняться в зависимости от свойств шрифта. Тут сделана попытка вставить метки аккордов непосредственно в строку текста, чтобы привязка аккордов к тексту была жёсткой, не плавала. Получается не очень эстетично, но зато надёжно. Итак, здесь аккорды прописаны непосредственно перед соответствующими им слогами.

Ниже для сравнения (и проверки позиционирования) приведён тот же текст с аккордами в блоке <PRE>…</PRE> — как это обычно делается „народными умельцами”.

^EmНад чёрной водою белое ^Amсолн^Bце,
На белом морозе чёрные люди.
Зимним узором скрючились пальцы.
Серое небо врезается в уши.
— ^EmНаша милиция ^Amнас бере^Bжёт.

Давай, мы начистим кому-нибудь репу.
Давай, отберём у прохожих все деньги.
Давай, мы наварим кило опиухи.
Давай, мы в совхозе взорвём элеватор
— Наша милиция нас бережёт.

Мы будем ложиться костями в землю,
Мы будем летать в нарисованный космос,
Мы будем срать на мраморных лестницах,
Мы будем жить в гиперкомплексном мире.
— Наша милиция нас охраняет.

Тот же текст с аккордами в блоке <PRE>…</PRE> — приходится использовать преформатирование, т.к. HTML не предоставляет толковых средств для выравнивания подстрок в разных строчках:

  Em                      Am B
  Над чёрной водою белое солнце,
  На белом морозе чёрные люди.
  Зимним узором скрючились пальцы.
  Серое небо врезается в уши.
         Em          Am       B
         Наша милиция нас бережёт.

  Давай, мы начистим кому-нибудь репу.
  Давай, отберём у прохожего деньги.
  Давай, мы наварим ведро опиухи.
  Давай, мы в колхозе взорвём элеватор.
         Наша милиция нас бережёт.

  Мы будем ложиться костями в землю,
  Мы будем летать в нарисованный космос.
  Мы будем срать на мраморных лестницах.
  Мы будем жить в гиперкомплексном мире.
         Наша милиция нас охраняет.

Просьба сравнить и оценить новый вариант размещения меток аккордов. Сто́ит ли перейти к новому формату и перевести остальные тексты с аккордами в новый вид?

Аудио: mp3, RealAudio.

Нота Бене Крику.
Чукча совсем не музыкант, поэтому ошибки в расположении аккордов в тексте не только возможны, но очень даже вероятны, особенно с учётом замечания выше. Если заметите их, пиши́те — исправим.

Ленин

Текст последнего куплета найти не удалось, поэтому попытался записать на слух. Качество аудиозаписи не очень, да и сам Глазъ на диктора в плане разборчивости речи не тянул, так что получились только огрызки, и правильность распознавания сомнительна. Если обладаете точным текстом — пиши́те, исправим.

А Ленин был велик, и нет ему предела,
А Ленин нам к мечте дорогу указал.
Когда же умер он, земля осиротела,
Замёрзли от тоски и Волга, и Байкал.

И мрачно с той поры, и в поле ветер свищет.
И наглый лютый враг вступает в разговор.
И воя на луну, в округе волки рыщут.
И клацая зубами, ругается шахтёр.

Когда бредёшь в ночи с ножом и сигаретой,
Когда рыдает дождь на гибельных местах,
То шепчешь про себя вчерашнюю газету,
И слушает Ильич, и отступает страх.

Блуждая по мирам клубящейся сансары,
И слушая зубов скрежещущий мотив,
Ты вспомнишь, как тебя вязали санитары.
И вспомнишь, кто тебя навек освободил.

Ведь Ленин был велик, и нет ему предела,
Ведь он нам в коммунизм дорогу указал.
Как только умер он, земля осиротела,
Замёрзли от тоски и Волга, и Байкал.

За грязной пеленой уже не видно солнца
Но Ленин вечно жив — в народе говорят!
Смотри: летит портрет, и к Мавзолею толпы,
Как будто город твой зовётся Ленинград!

Последнюю строчку народ помнит по-разному — скорее всего, сам Глаз её по-разному и пел. Лично слышал вариант в исполнении самого Глаза:

Недаром имя носит наш город Ленинград!

А БП, например, помнит так:

И гордый город твой зовётся Ленинград!

Аудио: mp3, RealAudio.

Партизаны марихуаны

Горы и звёзды.
Мягкие кошки.
Дикий охотник.
Сухая саванна.
Листья магнолий.
Звуки и краски.
Ритмы костра.
Зелёные волны.

Яркие бусы,
Жаркие танцы.
Влажные джунгли.
Луны отраженья.
Сочные травы,
Тайные тропы,
Ветви и корни
Ждут партизанов
Марихуаны.

Ветви и корни,
Творенья тумана,
Призрачный лес
— Дождя порожденье.
Белое солнце,
Цветок орхидеи,
Серые камни
В безоблачном небе.

Плещется тихо
Лучистое море.
Пламя заката.
Полёт антилопы.
Плавные волны
Далеких мелодий.
Горы и звёзды
Ждут партизанов
Марихуаны.

Аудио: mp3, RealAudio.

Космонавты

Мириады миров тонут в мраке Вселенной.
У бескрайних ветров перерезаны вены.
Нажимая педаль, посмотри, как убоги
Заключённые в сталь неземные дороги.

Ух ты, ах ты, все мы космонавты!
По небу летаем, звёзды собираем!

В этой мёртвой дали, что зовётся пространством,
Тонут все корабли с ледяным постоянством.
Посмотри на экран в черноту беспредела,
— Может быть, где-то там твоя вечность сгорела.

Очень непросто хватать с неба звёзды,
Они ведь, суки, обжигают руки.

Вот уж треснул корпус пополам,
В атмосфере яростной сгорая.
Но не дрогнул старый капитан
Кислоту безмолвно поглощая…

Аудио: mp3, RealAudio.

Маленький мальчик

Маленький мальчик, ты как одуванчик:
Ветер подует, очки твои сдует.

Так спи, дурачок, на пути нашем чисто.
А если не так, то убьём машиниста.

Аудио: mp3, RealAudio.

Семён Петрович

(Стихи Виниченко Вадима)

Пленительный туман лежит в оврагах.
Семён Петрович транспорт заправляет,
Себе под нос чего-то бормотает.
Подходит мент в вонючих чёрных крагах.

Семён ему радушно и бездумно
Стопарик вынимает из заначки
И чешет борт своей железной клячки.

А мент печальный важно и бесшумно
Всю жидкость выливает на дорогу,
Посуду же совает по карманам
И тихо удаляется в туманы
Своим далёким братьям на подмогу.

Семён не в силах произнесть ни слова,
Смятенный ум беднягу оставляет.
И он садится, молча ожидая,
Чтоб из тумана мент явился снова.

С тех пор в округе завсегда туманы.
И неподвижно на краю оврага
Сидит мужик под ветхой колымагой,
И смотрит он торжественно и странно.

Молочный сумрак не лишён надежды
Разрушить сонный круг предначертанья.
Печальный мент вершит своё скитанье.
Года проходят, а они всё те же.

(Стихи Виниченко Вадима)

(Обозначены авторские вариации. Здесь для ясности приведены оба варианта рядом.)

Аудио: mp3, RealAudio.

Осень

С аккордами внутри строк:

Пустые глазницы разбитых окон
^EmПустые глазницы ^Cразбитых о^Bкон
Прячут хмурые лица, безрадостный сон.
Фонарь на углу тусклым светом горит.
^AmФонарь на углу ^Cтусклым светом го^Emрит.
Он так смешон в свете новой зари.

^EmОсень, ^Cтвоя милая уже ^Bmподохла!
Осень, твоя милая уже подохла!
Осень, твоя милая уже подохла!

Гитара в углу, сигареты и чай.
Горит телевизор, грохочет трамвай.
Здесь так легко забыть про слёзы и дым.
Здесь так легко умереть молодым.

Осень. Твоя милая уже подохла!
Осень. Твоя милая уже подохла!
Осень. Твоя милая уже подохла!

Белое пламя — холодный портвейн,
Рёв идиотов — радостный бред,
Мокрые клёны — дождливая весть,
Новое время — близкая смерть.

Осень. Твоя милая уже подохла!
Осень. Твоя милая уже подохла!
Осень. Твоя милая уже подохла!

С аккордами (в <PRE>):

  Em              C          Bm
  Пустые глазницы разбитых окон
  Прячут хмурые лица, безрадостный сон.
  Am             C                 Em
  Фонарь на углу тусклым светом горит.
  Он так смешон в свете новой зари.

  Em    C             Bm
  Осень, твоя милая уже подохла!
  Осень, твоя милая уже подохла!
  Осень, твоя милая уже подохла!

  Гитара в углу, сигареты и чай.
  Горит телевизор, грохочет трамвай.
  Здесь так легко забыть про слёзы и дым.
  Здесь так легко умереть молодым.

  Осень. Твоя милая уже подохла!
  Осень. Твоя милая уже подохла!
  Осень. Твоя милая уже подохла!

  Белое пламя — холодный портвейн,
  Рёв идиотов — радостный бред,
  Мокрые клёны — дождливая весть,
  Новое время — близкая смерть.

  Осень. Твоя милая уже подохла!
  Осень. Твоя милая уже подохла!
  Осень. Твоя милая уже подохла!

Аудио: mp3, RealAudio.

Генерал

Оригинальный текст песни в электронном или бумажном виде найти не удалось, поэтому пришлось записывать на слух. Качество аудиозаписи не очень, да и сам Глазъ идеальной дикцией не отличался, так что некоторые места сомнительны, а конец четвёртого куплета, вообще, выглядит весьма странным. Так что пишите, если обладаете точным текстом — исправим.

Военной(?) тропою проходят солдаты,
Могучие танки неся на плечах.
Их лица строги и немножко помяты,
Решимость застыла в огромных зрачках.

Бегут офицеры нестройной гурьбою,
— Им трудно, но всё ж они держат свой шаг.
Обнявшись(?) как и(?) подобает героям,
Несут они гордо свой воинский стяг.

И шествуя важно в спокойствии чинном,
Ракету ведёт под уздцы мужичок
В больших сапогах, полушубке овчинном,
В больших рукавицах, а сам — генерал!

— Откуда ракета?
— Из шахты вестимо.
Отец, слышь, торгует, а я подвожу.
Зарделися краской борта лимузина, (?)
И в обморок пала мадам Лиссажу. (?)

Стояла в ту пору зелёная осень,
И падали баксы(?) на сладкую жизнь.
Давили косяк разнородные(?) гости,
Пришедшие к нам из ближайшей крезы(?)

Я всё же спросил у того человека:
— А что, у отца-то большая семья?
— Семья-то большая, да два человека:
Всего генералов — отец мой да Я!

Аудио: mp3, RealAudio.

Блюз наркоманов

С аккордами внутри строк:

^EmВ Гренландии китайцы ^Amжарят… мор^Bжа.
В Гренландии китайцы жарят моржа.
^EmА в твоём подъезде ^Amнаркоманы ^Bварят наркотик.

Наркоманы очень опасны.
Наркоманы очень опасны.
В тёмное время суток,
^EmВ тёмных подъездах старых домов
^AmОни побегут за тобой.
^BОни побегут за тобой по ^Emтёмным при^Amтихшим ^Bулицам,
Залитым отчаянным светом луны.
^EmУбегай!^{Am B}
Убегай!

Шприц наркомана переносит СПИД.
Шприц наркомана переносит СПИД.
И массу других неприятных болезней,
Весьма не полезных твоему телу.
Весьма не полезных твоему телу.
Ты не сможешь!
Нет!
Ты не сможешь ходить на работу.
Убегай!
Убегай!

Шприц наркомана переносит наркоманию.
Шприц наркомана переносит наркоманию.
Шприц наркомана переносит наркоманию.
Убегай!
Убегай!
Убегай!
Убегай!

В Гренландии китайцы варят моржа.
В Гренландии китайцы варят моржа.
А в твоём подъезде наркоманы варят наркотик.

С аккордами (в <PRE>):

  Em                   Am        B
  В Гренландии китайцы жарят… моржа
  В Гренландии китайцы жарят моржа.
  Em                Am        B
  А в твоём подъезде наркоманы варят наркотик.

  Наркоманы очень опасны.
  Наркоманы очень опасны.
  В тёмное время суток,
  Em
  В тёмных подъездах старых домов
  Am
  Они побегут за тобой.
  B                        Em        Am   B
  Они побегут за тобой по тёмным притихшим улицам,
  Залитым отчаянным светом луны.
  Em     Am B
  Убегай!
  Убегай!

  Шприц наркомана переносит СПИД.
  Шприц наркомана переносит СПИД.
  И массу других неприятных болезней,
  Весьма не полезных твоему телу.
  Весьма не полезных твоему телу.
  Ты не сможешь!
  Нет!
  Ты не сможешь  ходить на работу.
  Убегай!
  Убегай!

  Шприц наркомана переносит наркоманию.
  Шприц наркомана переносит наркоманию.
  Шприц наркомана переносит наркоманию.
  Убегай!
  Убегай!
  Убегай!
  Убегай!

  В Гренландии китайцы варят моржа.
  В Гренландии китайцы варят моржа.
  А в твоём подъезде наркоманы варят наркотик.

Ранним утром

Стихи Поручика, на основе коллективного буриме, написанного в 521к.

Ранним утром по Свердловску Свердловке,
Называясь Ивановым,
Шёл обычный горьковчанин,
На ходу харкая ловко.

Свесив яйца Казановы,
Улыбался сявкам ранним.
Он набил свою утробу
— Местный гопник окаянный.

На груди его болтался
Модный плеер позолочен,
Издавая стон металла:
„А-а-а-а!”

Из ушей его фонтаном
Били груши, апельсины,
Сигареты, Кадиллаки.
А-а-а-а!

Гной зеркал в хрустальной ванне,
Дополняли часть картины
Смачно пахнущие сраки.
А-а-а-а!

А вокруг сидели панки
— Это были именины.
Вот поднялся председатель,
На меня он смотрит грозно.

Я замохал и проснулся.
А-а-а-а!

Но вернёмся.
По Свердловску Свердловке шёл романтик и мечтатель.
Робким девицам дарил он от души букеты лилий,
Ребятишкам шаловливым он вручал по шоколадке.

Мужикам же бородатым на серебряном подносе
Подносил он рюмку водки.
А-а-а-а!

А хозяйкам домовитым он вручал пакеты с маслом.
Невозможно передать вам, как над ним смеялись люди.

Так и шёл он, незаметен
Средь таких как он сограждан.
Я его запомнил только
Потому, что в этот вечер
На него упала гиря.

Маленький, маленький мальчик

Маленький, маленький мальчик,
Ты так похож на героя,
Что ничего не осталось,
Кроме как остановиться.
Между твоими ушами
Бродят такие идеи,
Что прекратились бы стоны
Пьяного неандертальца.
Навсегда.
Навсегда.
Навсегда.
Навсегда.

В этом прекрасном подъезде
Жил бандерлог офицера
И голубыми ночами
Он наводил на всех ужас.

Ранним арктическим утром
Кто-то проснулся внезапно,
Он начал слышать турбины
Мощных машин ДнепроГЭСа
Навсегда.
Навсегда.
Навсегда.
Навсегда.

Ты так похож на героя,
Что ничего не заметил,
И в исторических справках
Ты не найдёшь своё имя.
Карма твоя в опечатке
В истинной книге жизни.
И на твоих ресницах
Вырастут гладкие зубы.
Навсегда.
Навсегда.
Навсегда.
Навсегда.
Навсегда.

Санитары

С аккордами внутри строк:

^EmШаг налево, ^Amшаг на^B₇право,
По туннелям и вокзалам,
По размокшей вязкой глине,
По дорогам и равнине.
По воде — до самого моря,
По беде — до самого горя,
По вонючим ржавым трубам,
По разрытым серым трупам.

^EmВот они ^Amи^B₇дут,
^EmВот они ^Amи^B₇дут,
^EmВот они ^Amи^B₇дут — т^Emвои сани^Amта^B₇ры.
Вот они идут,
Вот они идут,
Вот они идут — твои санитары.

На плите вскипает чайник,
В голове свистит начальник.
Ты сказала: „Доброе утро!
Я узнала новую сутру”.
Шаг налево, шаг направо,
По туннелям и вокзалам,
По вонючим ржавым трубам,
По разрытым серым трупам.
По асфальту и бетону,
По дерьму и каждому дому,
По оврагам и квартирам,
По сверхновым и чёрным дырам.

Вот они идут,
Вот они идут,
Вот они идут — твои санитары.
Вот они идут,
Вот они идут,
Вот они идут — твои санитары.

С аккордами (в <PRE>):

  Em          Am      B7
  Шаг налево, шаг направо,
  По туннелям и вокзалам,
  По размокшей вязкой глине,
  По дорогам и равнине.
  По воде — до самого моря,
  По беде — до самого горя,
  По вонючим ржавым трубам,
  По разрытым серым трупам.

  Em      AmB7
  Вот они идут,
  Em      AmB7
  Вот они идут,
  Em      AmB7    Em      AmB7
  Вот они идут — твои санитары.
  Вот они идут,
  Вот они идут,
  Вот они идут — твои санитары.

  На плите вскипает чайник,
  В голове свистит начальник.
  Ты сказала: „Доброе утро!
  Я узнала новую сутру”.
  Шаг налево, шаг направо,
  По туннелям и вокзалам,
  По вонючим ржавым трубам,
  По разрытым серым трупам.
  По асфальту и бетону,
  По дерьму и каждому дому,
  По оврагам и квартирам,
  По сверхновым и чёрным дырам.

  Вот они идут,
  Вот они идут,
  Вот они идут — твои санитары.
  Вот они идут,
  Вот они идут,
  Вот они идут — твои санитары.

Ленин и люди

С аккордами внутри строк:

^AmВождь мирового пролета^Dmриата
Высту^Gпает перед ра^Eбочими.
И, когда он говорит: „Революция!”
Они хлопают громко и длительно.

Вдохновенное слово оратора
Будит в душах рабочих желание
К жизни новой счастливой и праведной
И к смертельному бою последнему.

Но ликующий шум гегемона

Мысль вождя прерывает некстати.
И не в силах сосредоточиться,
Он уходит с трибуны рассерженный.

А потом за стаканчиком водочки,
Подозвав к себе Кобу и Троцкого,
Он печально на жизнь свою плачется,
А они про себя усмехаются:
^AmНай-на-на-на-на-на-Най-на-на-на-на-на-^Dmна-на!
^AmНай-на-на-на-на-на-Най-на-на-на-на-на-^Dmна-на!
^AmНай-най-най-на-на-на-^Dmна!
^AmНай-на-на-на-на-на-на-на-на-на-на-на-^Dmна!

С аккордами (в <PRE>):

  Am                     Dm
  Вождь мирового пролетариата
        G           E
  Выступает перед рабочими.
  И, когда он говорит: „Революция!”
  Они хлопают громко и длительно.

  Вдохновенное слово оратора
  Будит в душах рабочих желание
  К жизни новой счастливой и праведной
  И к смертельному бою последнему.

  Но ликующий шум гегемона
  Мысль вождя прерывает некстати.
  И не в силах сосредоточиться,
  Он уходит с трибуны рассерженный.

  А потом за стаканчиком водочки,
  Подозвав к себе Кобу и Троцкого,
  Он печально на жизнь свою плачется,
  А они про себя усмехаются:
  Am                                     Dm
  Най-на-на-на-на-на-Най-на-на-на-на-на-на-на!
  Am                                     Dm
  Най-на-на-на-на-на-Най-на-на-на-на-на-на-на!
  Am                    Dm
  Най-най-най-на-на-на-на!
  Am                                    Dm
  Най-на-на-на-на-на-на-на-на-на-на-на-на!

Ох, наелись!

С аккордами внутри строк:

^AmМои брюки в клеточку ^Dmдождик промочил.
^FВыпью я таблеточку, ^Eчтоб хватило сил.
У меня на коврике поселился слон,
Он мотает хоботом, хлопает хвостом.
У меня за шкафчиком дверца в небеса
И оттуда прыгают звёздочки в глаза.
На меня японочка смотрит со стены
Взглядом глаз раскосых шевелит штаны.

^AmОх, наелся!
^DmОх, напился!
^FОх, напыхался!
^EОх, наебался!

Самосвалы бегают, ходят поезда,
Возят людям разное в разные места.
Возят людям радости: хлеб, вино и чай,
Сигареты, сладости, коричневую шмаль.
Собирайтесь, добрые, на всеобщий пир,
Мы подбором кушаний удивим весь мир.
А потом на лавочке сядем толковать,
Выкурим сигарочку да будем вспоминать.

Как наелись!
Как напились!
Как напыхались!
Как наебались!

Выйму я винтовочку из дедовых щелей,
Выйду на тусовочку, буду посмелей.
И в отряд отчаянный выпишут меня,
Выдадут мне шашечку, выдадут коня.
Стану я под знаменем — храбрый командир,
Всё исчезнет в пламени, выгорит до дыр.
И штыками вострыми выгоним волков,
Под родными звёздами станет хорошо.

Ох, наедимся!
Ох, напьёмся!
Ох, напыхаемся!
Ох, наебёмся!

С аккордами (в <PRE>):

  Am                    Dm
  Мои брюки в клеточку дождик промочил.
  F                   E
  Выпью я таблеточку, чтоб хватило сил.
  У меня на коврике поселился слон,
  Он мотает хоботом, хлопает хвостом.
  У меня за шкафчиком дверца в небеса
  И оттуда прыгают звёздочки в глаза.
  На меня японочка смотрит со стены
  Взглядом глаз раскосых шевелит штаны.

  Am
  Ох, наелся!
  Dm
  Ох, напился!
  F
  Ох, напыхался!
  E
  Ох, наебался!

  Самосвалы бегают, ходят поезда,
  Возят людям разное в разные места.
  Возят людям радости: хлеб, вино и чай,
  Сигареты, сладости, коричневую шмаль.
  Собирайтесь, добрые, на всеобщий пир,
  Мы подбором кушаний удивим весь мир.
  А потом на лавочке сядем толковать,
  Выкурим сигарочку да будем вспоминать.

  Как наелись!
  Как напились!
  Как напыхались!
  Как наебались!

  Выйму я винтовочку из дедовых щелей,
  Выйду на тусовочку, буду посмелей.
  И в отряд отчаянный выпишут меня,
  Выдадут мне шашечку, выдадут коня.
  Стану я под знаменем — храбрый командир,
  Всё исчезнет в пламени, выгорит до дыр.
  И штыками вострыми выгоним волков,
  Под родными звёздами станет хорошо.

  Ох, наедимся!
  Ох, напьёмся!
  Ох, напыхаемся!
  Ох, наебёмся!

Гитлер

Гитлер — это гнев Будды.

„Пусто в квартире…”

Пусто в квартире, как в замкнутом мире:
Каменный кафель три на четыре,
Тусклые стены обшарпанной ночи.
Контуры мозга подвержены порче.
В пламени плитки, в подштанниках рваных
Варю вещество занебесной нирваны,
Пью одиночество в замкнутом мире.
Пусто в квартире как в старом сартире.
Мне не вернуться в свои отраженья,
Я не имею началом движенье,
Я не имею началом терзанье.
Страстного сердца, и боль расставанья
Мне надоели свои и чужие.
Пусто в квартире, как в новом мундире.
Я не имею началом движенье,
Зато я люблю своё растворенье
В свежем порыве ветра в квартире,
В грохоте крыши, в разорванном мире.

„В тёмных лужах застыла немая вода”

В тёмных лужах застыла немая вода.
В тёмном небе все звёзды в созвездья сплелись.
В томном взгляде твоём напряглись провода,
В томном взгляде твоём провода напряглись.
В этом взгляде нет слов, только пепел и дым,
Дым сожжённых сердец, пепел прерванных слов,
Беспредельность полей вдоль завьюженных зим,
Вихрь случайных чудес в храмах старых богов.
Не меняют сторон твои зеркала,
И не бьётся о камень твой тонкий хрусталь.
Неприступна гордыня твоя, как скала,
И твой ласковый ветер жёстче чем сталь.
Мне не выплыть наверх, не глотнуть синевы,
Не пробить головой корку тонкого льда,
И не свежих лугах не увидеть травы.
В тёмном небе застыла немая вода.

„Уходящие в полночь…”

Уходящие в полночь по лунной дороге
Между тонких берёз и кустов чаппареля,
— Помаши им рукой — они не вернутся
В город сонной травы и тяжёлого неба.
И когда ты их встретишь, ты их не узнаешь.
Только призрачный взгляд и твоё отраженье
В обожжённых зрачках оборвёт твои песни.

„Эта ночь ненадолго”

По словам БП, это стихи Поручика.

Эта ночь ненадолго. Она только миг.
В инертном покое вращается шар.
А где-то во мраке рождается крик.
А где-то над полем клубится кошмар.

Однородных событий бесконечная цепь
Включает в себя неизбежный рассвет.
Забейся же в танце! Убей тех, кто слеп!
Я твой дым, ты пепел моих сигарет.

Я сделал свой выбор, я сделал свой шаг
К осознанью того, почему всё не так.
Сон бесцветных дней, пар бессонных ночей…
Прочь отсюда! Скорей! Дверь открыта! За ней —
Ничего кроме ветра.

Слово было началом, загорелась звезда.
Слово будет концом, и разверзнется ад.
Эта ночь ненадолго. Она навсегда.
Всё сгорело дотла, и не встретит твой взгляд
Ничего, кроме ветра.
Ничего, кроме боли.
Ничего, кроме песни о тех, кто давно уже спит.
Сотни лет на пороге,
Сотни лет на просторе,
Сотни лет на краю, до предела натянута нить.
Моя смерть!

Укажи мне тропу к подножью звезды
Сквозь стеклянный дым, сквозь хрустальную пыль,
Сквозь сплетение струн, в недра, к центру, вперёд!
— Там открытая дверь в мир, где нет ничего.

Ничего, кроме ветра.

Всё это сильно напоминает что-то…

„Сотни лет до нуля”

Сотни лет до нуля. Всё ещё впереди,
Ещё можно успеть, ещё можно дожить.
А пока в глубине подсознанья, в крови
Словно эхо звучит — всё ещё впереди.
Пейте чай, пейте кофе в известном кафе
И в своём отраженье в оконном стекле,
В ноте „ля”, в горсти пепла своих сигарет
На любой вопрос вы найдёте ответ.

Я когда-то хотел ещё что-то сказать,
Я знаю, что мог ещё что-то сказать.
Я мог что-то сказать, чтобы стало светлей.
Но теперь моё тело — лабиринт для червей.
Моё я — это имя, моё имя есть Бог.
До сих пор я был вечен, отныне я сдох.

„Из кучи твоих друзей…”

Из кучи твоих друзей
Никто не войдёт в твой дом.
Они не придут пить чай,
Они заблудились в пути.
Слышишь, они кричат
Визгом стальных тормозов,
Воем патрульных машин.

Поставь на окно сирень,
Забудь о своих друзьях.
Они никогда не придут,
Им не вернуться назад.
Их уже не спасти —
Ночь не отдаст своих прав.
От ветра дрожит стекло.
Время ложиться спать.

„Двигаться молча по склону холма”

Двигаться молча по склону холма.

Касаться травы в ожидании сна.
Слушать песню деревьев в стакане вина.
В ожидании солнца быть счастливым.

Сестра, подожди! Нам с тобой по пути,
Мои руки в огне, твои губы в крови.
Ничто не спасёт нас от вечной любви
В этой мёртвой ночи мы остались одни.

Ты хотела тепла — тебя выжгло огнём,
Ты в раздумье, зачем тебе тело твоё.
В глазах твоих страх, в руке остриё.
Не бойся, это не больно.

„Сегодня ночью этот мир сойдёт с ума”

Сегодня ночью этот мир сойдёт с ума.
Предел достигнут. Пробил час. Да будет тьма!
Поиски смысла, песни вразлёт, дым сигарет
Здесь то, что ты есть, равносильно тому, что тебя нет.

Они не спят. В их окнах свет горит. Стоять!
Лицом к стене! Должны все люди ночью спать.
Будь начеку. Неугомонный не дремлет враг.
Вот новый день. Он наступает на ночь, как танк.

„Я знаю всё”

Я знаю всё. Я знаю, что надежды
Великих снов, похоже, не сбылись.
И вектор снов, они теперь невежды,
Раскрылись сотнею таких же и других.

„Ну, даймон я”

Ну, даймон я, и что же, победитель?
Я разницу освоил всей душой.
А я поверь, её всю перестроил.
Теперь да будет вот, она с тобой.

Теперь не будет, знаешь, я не гарман.
А гарман — ты, и кто теперь не прав?
Сомненье в снах, а вечности неправых
Там не бывает, только я не прав.

А даймон, что ж, ведь он теперь родитель
Тебе, и что ж, ты тоже исправлять.
Не знаю, а теперь ты — победитель.
И знаешь. Знаю, я ведь ......

Не исполай ты, ты — великий даймон.
Сомнение? Ну, что ж, не привыкать.
Но только имя получить не страшно.
Страшнее в жизни по нему шагать.

Ну, что же страх? Долой теперь сомненье.
И знанье снов, — оно теперь в тебе.
И знай, твоё теперь я отраженье.
А только что ж? Подумай о душе.

Я знаю, не потеряна навеки.
Привык я отраженья принимать.
В непотопляемости смежил свои веки
И просто так, источник, я не прав.

И знаешь что? Похоже, заебало.
Давай-ка, поклонимся анаше,
— Она, похоже, рыцарь, ты — забрало.
И знаешь что? Давай, пиши уже.

Река устала. Это отраженье
Бессонных битв и пропитых молитв.
И вечное, и вечное сомненье
В какой-то правде, знаешь, я привык.

Ты не пропил свои молитвы, даймон.
Ты знаешь всё, похоже, ты не прав.
И, в общем, всё, ты выполнил заданье,
И вектор снов ушёл в тот исполай.

Давай, не будем, исполай — сомненье.
А вектор снов, похоже, не ушёл.
Нашёл я слово, — это отраженье
Бессонных битв и тысяч громких слов.

Ну, всё, ты ручку отложил в печали,
Ты понял всё, и знаешь жизни суть.
Великий даймон, все теперь узнали,
Что вектор снов навяжет, не забудь.

Что бы такое написать,
Что тебе такое написать.
Вот я и ......
Всё, уже написал.

„Хэй, чуваки! А вот и я!”

По словам БП, это стихи Поручика.

Хэй, чуваки! А вот и я!

Во рту моём визжит свинья.

В паху моём поёт труба

О том, как нелегка судьба.

Сегодня снег, а завтра — ветер,
Любовь сегодня, завтра — дети,
Сегодня семь, а завтра — восемь,
Сегодня пьём, а завтра косим.

Что ветер перемен приносит?
Сегодня в кайф, а завтра осень.
Но я — сегодня! От восторга
Душа моя стоит, как орган.

О, юный друг! Твои признанья
И нежных губ твоих лобзанья
Томят меня, и я в смятенье
Отвечу кала изверженьем.

О, спидоносная богиня!
Ты флегматично чешешь вымя,
Горят огнём твои зеницы,
Ты воспеваешь кончик шприца.

Но не зови меня ты, дочь!
Мне средний род даёт всю ночь,
Самоубийство, остриё,
Лицо, дерьмо — оно моё!

Но, чу! Всё это рвотный клей,
Патетика, река слюней —
Так скажет пучеглазый критик.
А стержень в рот вы не хотите?

Что было светом — будет темень,
Что было в шприце — будет в вене,
Что было в яйцах — будет в жопе,
Во всём свой кайф — и в этом стёбе!

Эвакуация

......…...анном королевстве

Сверкающий купол рассыпается в пыль.
Последние отряды уходят под землю.
Винтовки и струны сдаются в утиль.
Мы с тобой не один, осталось немного.
Мы, кажется, кем-то уже спасены.
Только так безнадёжно на наших дорогах
Удержать наступленье бесконечной зимы.
Эвакуация так похожа на сон.

По красивым пространствам чужих перекрёстков,
По тайным молитвам и радостным снам
Бродят наши тела как фигуры из воска.
Но нас, как обычно, узнают по глазам.
Упадая лицом в азиатские нрзб,
Принимая за демонов старых друзей,
Мы погибли для всех, но мы, кажется, правы.
И ты никогда не думай о ней.
Эвакуация так похожа на сон.

Эвакуация (2)

Другой вариант той же „Эвакуации” — из другого источника.

      (для винтовых)

Исчезает жизнь в странном королевстве.
Сверкающий купол обращается в пыль.
Последние отряды уходят под землю,
Снаряды и ружья сдаются в утиль.
Мы с тобой не одни. Осталось немного.
Мы, кажется, кем-то уже спасены.
Только так безнадёжно на наших дорогах
Удержать наступленье бесконечной зимы.
      Эвакуация
      Так похожа на сон

По рзбитым пространствам чужих перекрёстков,
По тайным молитвам и розовым снам
Бродят наши тела, как скульптуры из воска,
Но нас, как обычо, узнают по глазам.
Упадая лицом в азиатские травы,
Принимая за демонов старых друзей,
Мы погибли для всех, но мы, кажется, правы
И ты никогда не думай о ней.
      Эвакуация
      Так похожа на сон

Отупившись на скалах, мы падаем в воду,
И кричат на рассвете немые врачи.
Только в дождь или в снег — в любую погоду —
Не стой, не обламывайся и не кричи.
Мы прстимся в самом центре событий,
И пески абсолюта заполнят следы.
Наши души пусты, наши вены пробиты,
Но не властен над звёздами ветер беды.
      Эвакуация
      Так похожа на сон

„На параллельных плоскостях…”

На параллельных плоскостях угас зеркальный день.
И даже тени на стволах переместились в тень.
Прозрачный сон, стеклянный дым, хрустальные дома.
Разбит бокал, разлит раствор, и все сошли с ума.

Вот старый пёс в бездонной мгле растерянно дрожит,
И юный мальчик на земле растерзанный лежит.
В какой-то миг в похожем сне он понял эту жизнь,
Он перестал его кормить, и пёс его загрыз.

Весёлый бог весенних грёз играет в голове.
Хрустят следы багровых гроз на спёкшейся земле.
Стрела и круг в твоей груди — символика проста.
И не пройдут враги вблизи великого поста.

Дрожит эфир поверх голов небесной синевой,
Визжит пила стальных ветров и пахнет пустотой.
Я вижу тень — она в глазах, что смотрят на меня.
Я беглый раб — скорей сорви с меня оковы сна!

Стреляет трасса чередой сверкающих машин.
Исчезло всё — июльский зной и шелест чёрных шин.
И только твёрдая, как жесть, слеза в разрезе глаз.
Отныне будет всё, как есть, но это не для нас.

На параллельных плоскостях угас зеркальный день,
И даже тени на стволах переместились в тень.
Прозрачный сон, стеклянный дым, хрустальные дома
Здесь были все, кто только мог, и все сошли с ума.

Отражения

Мы сломаем тот хмурый порядок вещей,
Когда жизнь измеряется словом «налей»,
Когда резкие тени задумчивых глаз,
Отразившись от Солнца, падают в нас.

И неясен хозяин, и тонок расчёт,
И за каждое действие выписан счёт.
И пленительный сон вспевает пурга,
И нечаяннй сон облетает века.

Но за каждым желаньем стоит свой рассвет,
И в железных цепях отражается свет.
Я кричу: „Я война!”, и в небесной пыли
Ищут верные цели мои корабли.

„Забыло Солнце утром встать”

И вот однажды после пьянки
Забыло Солнце утром встать.
Из грязных луж вставали панки,
Но нам на это наплевать.

Панки, панки, панки после пьянки
      Лежат, не встают.
Панки, панки, панки после пьянки
      На работу не идут.

Мне друг, пошедши на помойку,
Бутылку пива обещал.
А мне на рожу села сойка,
И пёс плешивый прибежал.

И вот мой друг у магазина
Нашёл железные рубли,
И эта сраная скотина
Теперь валяется вдали.

Панки, панки, панки после пьянки
      Лежат, не встают.
Панки, панки, панки после пьянки
      На работу не идут.

Я так устал от водопоя,
И псу ни капли не налил.
А он мне жопу перестроил
И кончик хуя откусил.

Я встал бы днём у пулемёта,
Я ночью жёг бы города,
Да только хлюпает блевота,
А водка всё же не вода.

Панки, панки, панки после пьянки
      Лежат, не встают.
Панки, панки, панки после пьянки
      На работу не идут.

И вот однажды после пьянки
Забыло Солнце утром встать.
Из грязных луж вставали панки,
Но нам к хуйне не привыкать.

Панки, панки, панки после пьянки
      Лежат, не встают.
Панки, панки, панки после пьянки
      На работу не идут.

„Где-то есть время…”

Где-то есть время, а где-то есть вечность,
Где-то в ладонях держат восход,
Где то летают почти в бесконечность
Те, кому нужен этот полёт.

А ты тут в конторе с бумагами чахнешь,
За сраные долары продав мечту.
Тебе не понять, почему я так счастлив,
Лучше считай уж, что я был в бреду.
      Но
      Обломись.
      Мы не возьмём тебя.
      Обломись.
      Ты никому не нужна здесь.
      Обломись.
      Какая злая судьба.
      Обломись.
      И утони в своей луже.

„Придёт Он, знающий ответ”

Придёт Он, знающий ответ.
Изведав славы и покоя,
Он снимет с нас ярлык изгоев
В прошедших поколеньях лет.

И в самом деле, кто был в силе
Средь этой праведной страны?
За всё, лежа в своих могилах,
Мы будем вечно прощены.

За запределные измены,
За ночи полные огня,
За наши плачущие схемы
Безмозглого сырого дня.

За документы без прописки,
Похеренный Священный Долг,
За жизнь на незаконных вписках,
За пропитый талант и толк.

За жизни на живую нитку,
За каждый голос-витая(?),
За ту достойную попытку,
Уйти из круга бытия&hellip

О времени и о звёздах

Каждая точка покоя — это звезда.
В пространстве снов точки покоя
выглядят как звёзды.
Они, существуя вечно, создают время.
В их пространстве наше время статично.
В нашем пространстве их времени
просто нет.
Только личный путь существует.
Это любовь.
Останавливая мир, мы зажигаем звёзды.
Всё остальное — сон.
В этом сне мы ищем возможность
пробуждения.
Пробудившись, мы снова засыпаем.
Заснув, мы не помним, что просыпались.
И только звёзды остаются.
Ведь если звёзды зажигают —
Это кому-нибудь нужно?

Письмо т.Сухову

В окрестностях Ялты доживал своё тёплый летний день. Тихо шершавила берёзовая кора, напоминая о двуединстве тёмного и светлого начал живой природы. Ласковые магнолии едва покачивали осуждающими верхушками, глядя на двух путешественников, второй день тащившихся полями.

— И чего Он эти берёзы-то выдумал? — недовольно спросил Пентюхаев. — Всем известно, что в Крыму они не растут.
— Художественный вымысел, милай, — ответил примирительно Сидор Егорыч. — Художественный вымысел. Ему лучше знать, что Он делает. К тому же, кто знает, растут они в Крыму, не растут? Ты ж там не бывал.
— И то верно. Не мог я там быть потому, что я не существую.
— Ну, ладно… Здесь будем спать или в город пойдём? — Опять ты в идеализм впадаешь. Стоит мне ради шутки допустить существоание Творца, так из тебя такое необерклианство лезет. Скажи на милость, где тут связь?
— Связь — вот она! — сказал Пентюхаев, указывая рукой на небо.

Там медленно продвигался среди звёзд одинокий спутник.

— В Америку полетел, — на глазок определил направление Сидор Егорыч. — В город пойдём.
— Кто ж тебя ночевать пустит? — Пентюхаев ласково подёргал своего спутника за нелепо торчащую бородёнку.
— Бестолочь пустая. Сказки о возврате к природе — возмутился Сидор Егорыч — являются следствием растерянности определенной части буржуазной интелигенции перед лицом научно-технического прогресса, растущего в условиях капиталистического общества, всевозрастающую угрозу войны, жестокую конкуренцию и замену рабочих мест автоматическими линиями, что ведёт к массовой безработице и обнищанию самых широких слоев населения. Не такие мои года, чтоб в лесу спать.
— Ну, ладно, ладно. Только что ты им скажешь. Люди недоверчивы, а ты не Сократ.
Ответить было нечего. Он был действительно не Сократ. Сократ умер раньше.
— А вот что, коммуняка ты недорезанная, — сказал Пентюхаев. — Ты иди, воду поищи, а я тут дров нарублю.

Он снял рюкзак, вынул из него топор и удалился в неизвестном направлении. Не знаю, какие дрова ему были нужны, но до утра он так и не появился.

Постепенно стало совсем темно. Сидор Егорыч всё сидел на верстаке, не зная, не раздастся ли где стук топора. Но было тихо. Лишь раздражающе пели цикады. Постепенно Сидор Егорыч понял, что Пентюхаев не придёт, а если и придет, то очень нескоро.

Стало страшно. Может, его разорвали дикие звери? Если это так, то они могут прийти сюда. Спасаться! Скорей!!! Сидор Егорыч вскочил и, чувствуя спиной тяёелое дыханье хищника, рванулся вперёд. Аааааа!

Очнулся он на дне глубокого оврага. Скорее, даже не оврага, а узкого стального каньона. Тело болело, но не очень. Как он сюда попал, он не помнил. Видимо, заснул в момент падения. С ним такое случалось.

— Ну, вставай, вставай, голуба! — послышался вдруг из темноты надтреснутый старческий голос. — Сильно ушибся-то?

Сидор Егорый приподнялся и увидел в неверном свете полной луны высокого худого старика в дырявом пиджаке, в бесформенных штанах, в каких-то невобразимых сандалиях на босу ногу и, почему-то, — в зимней заячьей шапке. Старик с интересом смотрел на него, не делая, однако, никаких попыток помочь. Сидор Егорыч встал самостоятельно, покряхтывая и отдуваясь. Боль в теле совсем прошла. Болело только сильно ушибленное колено.

— Сторож я здешний, — представился старик, видя, что Сидор Егорыч в порядке. Звать меня Адонай Христофорыч.
— Сидор Егорыч, э-э… вольный философ. „Жив, наверное!” — подумал он про себя.
— Ну, пойдём ко мне чай пить. Сам-то откуда?
— Из Москвы.
— Татарин, значит!
— Почему татарин? — оскорбился вдруг Сидор Егорыч. Никто ещё не додумался назвать его татарином.
— Почему татарин? Это ты, голуба, сам догадайся. Ты же, я вижу, мужик сообразительный.

Больше он не сказал ни слова. Поднимаясь по узкой тропинке. Сидор Егорыч всё думал над странными словами сторожа, но как-то ничего не надумывалось. Да и сам старик… был он будто весь какой-то ненатуральный, словно бы подвыпивший актёр Гафт, играющий председателя колхоза.

„Ну, и чёрт с ним”, — решил Сидор Егорыч, проявив философский подход к делу. Он был ба-альшой философ.

Внезапно тропинка упёрлась в стоящую на обходе бревёнчатую избушку. „Ну, что за чёрт?” — подумал Сидор Егорыч. Он был готов поклясться, что секунду назад здесь ничего не было.

— Ну, вот и дом мой, — сказал старик, как-то несерьёзно подмигнув ему. — Заходи, дорогой, гостем будешь.

Сидор Егорыч вздрогнул. Где-то он уже слышал эту фразу, но где?… Зашли в дом. Строж снял с плиты закипевший чайник, будто уже ждавший гостей.

— Ну, вот и ладно, — с удовлетвореньем сказал сторож, разливая чай. — А теперь я тебе кое-что прочитаю. Полезно тебе будет, голуба, для общего развитию.

Он водрузил на нос очки с надтреснувшим стёклышком, достал откуда-то клочок мятой промасленной бумаги, от которого резко пахло рыбой, расправил его и размеренным голосом прочитал:

Когда я впервые прилетел в Лондон, тогда был поражён странным происшествием. При посадке пилот нарушил правила, и плоскостью крыла отрезало голову одному джентльмену. Голова, подпрыгивая, понеслась вдоль взлётной полосы. На то первом километре шоссе было тихо. Тогда мёртвый джентльмен явился туда за своей головой. „Отдай мою голову!” — закричал он жутко, обращаясь к даме средних лет, прогуливавшейся под руку с седовласым сэром. „Отдай мою голову! Ведь это моя голова!”. „Какие у вас доказательства?” — спросил седовласый сэр. „И вообще, в приличном обществе не принято появляться в забрызганной кровью манишке. Будьте добры переодеться”. Мёртвый джентьмен с позором удалился. Когда дети седовласого сэра играли на лужайке в футбол мёртвой головой, один из них вынул из кармана ножик и перерезал другому горло.

Он сосредоточенно отхлебнул чай и вдруг сказал:
— А ведь ты давно меня искал! — Что?! — А вот что! — с этими словами он снял шапку, под которой оказалась совершенно лысая голова с торчащими из неё острыми бараньими рожками.

Сидор Егорыч в недоумении протёр глаза.

— Ты ещё и на глаз надави! — хихикнул сторож.

Сидор Егорыч надавил и на глаз, и ущипнул себя покрепче, и, наконец, стесняясь, спросил:
— А… потрогать— можно?
— Потрогай, голуба, потрогай. Здесь тебе не мавзолей, здесь всё без обману.

Сидор Егорыч потрогал. Рожки наощупь были холодными и твёрдыми. Философ глубоко задумался и наконец объявил чёрту, что его не существует.

— Ты моя галлюцинация, — объяснил он уверенно. — Обособившаяся часть моего сознания, несущая в себе обрывки вытестненных комплексов и неосознанных желаний. Твои слова — мои слова, и ничего нового я не услышу. Ты — это я.

Как истинный материалист, он не верил ни в НЛО, ни в Снежного человека, ни тем более в нечистую силу до тех пор, пока они не будут научно объяснены.

— Нет, это ты &mash; моя галлюцинация. — Хитрый чёрт обернул дубину другим концом. — Ты докажи, что ты существуешь.
— Кто? Я?!! — ошалев от эдакой наглости, Сидор Егорыч сначала не нашёлся, что сказать. „А ведь он прав”, — подумал философ. — „Так не докажешь. Классическая проблема солипсизма. Но ведь я существую, а чертей не бывает. Значит, моя галлюцинация пытается меня убедить, что меня нет. Но в таком случае и её нет. Поскольку некому галлюцинировать. Но ведь это — моя галлюцинация. Значит, я сам себя пытаюсь убедить, что меня нет. Но ведь я есть, и, значит, это не более, чем попытка убедить самого себя в реальности галлюцинаций, что является неосознанным проявлением доказательства, что я не сумасшедший.”.

Проведя такой логический анализ, Сидор Егорыч, наконец, изрёк фразу, которая поразила бы своим идиотизмом всякого, кто не знал бы, что за ней скрывается работа гениального мозга.

— Тебя — нет, потому что я — есть.
— Ну, и доводы у тебя, голуба! А-ха-ха! — хохотнул чёрт. — А хочешь, я тебе докажу, что я существую?

„Интересно, как он собирается это сделать?” — удивился Сидор Егорыч. Ведь ещё Ленин писал, что невозможно доказать убеждённому солипсисту реальность внешнего мира. А тут не весь внешний мир, а лишь какой-то лысый чёрт. Но последовавшая сцена развеяла все его сомнения.

Сторож, не торопясь, вынул из кармана бритву и резко приставил её к горлу Сидора Егорыча.

— Щас я тебя убью, — объявил он спокойно.

Сидор Егорыч вдруг понял, что он — ещё не старый, вернее — не совсем старый, с головой, полной гениальных замыслов и грандиозных проектов, может сейчас умереть. Совсем умереть, обратиться в пыль, в ничто — „…нет! Верю, верю!” — прохрипел он отчаянно.

— Вот так, голуба, — уже по-доброму закончил сторож, убирая бритву.

Ленинизм в очередной раз не выдержал испытание правдой. Сидор Егорыч раздумывал, не крикнуть ли подобно Галлилею: „А всё-таки тебя нет!”… А может, лучше перекреститься?…

Тогда сторож спросил его:
— А что у вас там в Москве думают по поводу Светлого Будущего?

Сидор Егорыч воспрянул духом.

— Светлое Будущее неизбежно, — начал он. — Поскольку человечество, как единая саморазвивающаяся система, способно ко всё более адекватному приспособлению к условиям внешней среды за счёт всё более полного использования накопленного потенциала и снятия противоречий, накопившихся в процессе общественного развития, что невозможно без повышения суммы… гм…гм…гм… личного счастья, приходящегося на долю отдельного индивида. В настоящее время главным препятствием на пути планетарного прогресса является конфликт между трудом и капиталом, между общественным характером производства и частной флормой присвоения. Мировая пролетарская революция неизбежна. Да, мы шли не тем путём, но мы накопили огромный опыт и…

— Достаточно! — жестом прервал чёрт разошедшегося его. — Оптимизм, значит. Ну-ну— Был у нас тоже один оптимист, борец за светлое будущее. Чего ему только не предлагали: и царём всемирным стать, и мессией общепризнанным, — нет, говорит, уйдите, я сам. И чего добился? Распяли, как миленького. Да, впрочем, не тебе об этом говорить. Ты ведь деже не член партии, а…

Сидор Егорыч потупил очи. Чёрт задел его больные струны.

— Впрочем, это дело поправимое. Я это тебе, голуба, враз устрою. Ты только душу продай.
— Да ведь её… не существует.
— Ну вот, ты мне эту самую несуществующую и продай.

Сидор Егорыч крякнул и неожиданно для себя как-то воровато перекрестился.

— Я в Бога не верю, — успокоил его сторож. В наш век радиотехники и кибернетики не пристало в Бога верить.

Сидор Егорыч устыдился.

— А вот, положим, если я, вот, значит, продам. Ведь вы меня в аду поджаривать будете? — спросил он после некоторого размышления.
— Да как же без этого? Вестимо, будем. Но ты не бойся, голуба. Я для тебя лучшую сковородку определю, — усмехнулся чёрт. — По дружбе.
— Так ведь это… навечно?! — как-то уж очень тихо выдавил из себя Сидор Егорыч.
— Эх, голуба! А еще коммунист!… Правда, беспартийный. Знаешь ведь, что сознание есть форма движения материи. А не будет материя двигаться, — так откуда же взяться сознанию?

Чёрту, похоже, понравилось издеваться над бедным философом.
— Нет никакой загробной жизни. Ты мне эту поповщину брось!

Но не убедили Сидора Егорыча наглые кривляния чёрта. Он, конечно, прекрасно понимал, что нет и не может быть никакой загробной жизни… Но ведь просто так партбилет не дают? Сидор Егорыч был, всё же, человек образованный и читал Фауста. Правда, не в подлиннике, а в популярном изложении. „Ладно, будь что будет”, — решил он. — „Если уж Фауста за какую-то канаву на небо утащили, то неужто меня за святое не спасут?”

— Ну, вот и ладно! — сказал чёрт, низко прочитав его мысли. А может, и в самом деле прочитал? — Будем подписывать.

С этими словами он достал ручку, гнусно фальшивя, и начал писать на обороте того самого заплесневелого клочка бумаги, причём умудрялся ……… фальшивить сразу на два голоса.
— На, читай, — сунул он под нос Сидору Егорычу своё произведение.

Сидор Егорыч прочитал:
— Я, нижеподписавшийся&hellip Я, нижеподписавшийся, обязуюсь передать свою душу Главному управлению по исправлению и перевоспитанию в обмен на членство в Коммунистической партии Советского Союза. Претензий не имею и иметь не буду.

Буквы были написаны криво и вразнобой. Внизу стояла какая-то закорючка. Видимо, подпись сторожа. „Ишь, как назвали-то!” — подумал философ. — Нет, чтоб написать, как есть: ад или, там, Преисподняя, — и размашисто расписался.

Сразу же после этого лицо чёрта резко изменилось. Он посмотрел на философа недоброжелательно и даже как-то брезгливо, явно показывая, что не желает иметь с ним больше никакого дела.

— Ну, чё смотришь-то? Иди, откуда пришёл.
— А печать? — робко проговорил Сидор Егорыч.
— Будет тебе печать! — и с этими словами чёрт сильно двинул его по лбу.

В глазах Сидора Егорыча потемнело. Он, пытаясь удержаться, схватился за стакан с чаем, уронил и стакан, и сам упал.

— Спал ты, и всё во сне видел! — прогремел в ушах удаляющийся голос.

Сидор Егорыч отключился. Очнулся Сидор Егорыч лежащим навзничь на своём рюкзаке. Во лбу что-то сильно горело. Сидор Егорыч протянул руку и ощупал больное место. Это была большая шишка в форме пятиконечной звезды.

„Если это сон”, — размышлял он в недоумении, — „то откуда здесь шишка? Если это не сон, — то откуда здесь я?”

Из-за деревьев появился улыбающийся до ушей Пентюхаев. Блики утреннего света играли на плотно набитой сумке, котрую он нёс в руке.

— Здравствуй, племя молодое, незнакомое! — продекламировал он, приблизившись, и достал из сумки толстую пачку четвертных. — А я в татарскую разведку записался.

Сидор Егорыч встал и закричал от ужаса. Из кармана выпал новенький партбилет.

О „письме”

БП:
История Пентюхаева из „Письма т.Сухову” восходит, как мне кажется, к моему моно-буриме-подражанию Зоркому Глазу. Из того, что помню:

…День был сер, и небеса без просини.
Пентюхаев ждал начала осени.
За окном сновали лимузины,
И дрожали листья у осины.
⋮
…Он садится у дома на лавку,
Чтоб вальяжно проваливать явку.
⋮
…и гуляет по городу юзом
Рёв нестройный татарского блюза.

Вектора оснований

Вектор основания: у меня — винтовая наука, у него — квантовая механика; математика — в принципе общая. Мы врубались друг в друга. Он обещал расписать математически всё, что я видел.

Основание (вектор) — Он всю жизнь рифмовал мои пространства. Потому и тексты совпадали с моим мироощущением. В принципе, я начал писать свои (по-серьёзному), когда он исчерпался.

Всё.

Я даже сказал, что в нулев первом приближении мы суть одна и та же личность.

ГЛАЗЪ

Глаз ударяется в нумерологию

Примычание (33)

Воздух

1. Адекватность
2. Астрал
3. Планеты
4. Свобода
5. Полёт
6. Время 24-хмерно
7. Произвольные установления
8. «Телеги»
9. Вращение
10. Самбоди

[Так и тянет добавить: „Переходите к водным процедурам…”. (33)]

Вода

1. Существуют подставные голоса
2. Существует установка на стабильность
3. Надо уметь плавать
4. Параллельные миры
5. Зеркала и отражения сразу во всё
6. Ось времени горизонтальна
7. Надо говорить правду
8. Установления не проходят
9. Магия

Пример

табличка

Ведь маг — предсказатель будущего: для других предскажет, и сам получит за компанию. Но обратные предсказания точны. Подручный мага настояще(е?) униварсаха.

***

1. Сила личности (сила Духа). Воля.
2. Сексапильность (силы к творчеству, скрытые)
3. Экстрасенсорные способности. Явные.
4. Трудолюбие (для себя, а (значок „меньше”) 3-х трудоголик)
5. Максим(ально) возм(ожный) вес. Автор в общ-ве.
6. Самоедство, самокритика а=1 Само(дисциплина — ?А.К.)
7. Явн(ый) запас жизн. Энергии.
8. Творчество явное.
9. Исполнение желаний (улыбка фортуны)

***

а тут сидят партизаны марихуаны

***

Дамба устроена сомнение завтра разумеется в иголке в рацио в адреналине в орденах

В аккадских текстах было объяснение чертовщины — воспитание снов, в радиоточках нет жизни

***

1. Ох, наелись
2. Наша милиция
3. Твои санитары
4. Ранним утром
5. Маленький мальчик
6. Ветер в ночи
7. Мерзок гнусный наркоман
8. Блюз наркоманов
9. Казак
10. Осень
11. Ленин и люди
12. Нижегородские зайцы
13. Вождь мирового пролетариата
14. Пленительный туман
15. Надо жить честно
16. Город в моей голове

***

Гарма. Супертехнология магическая. Газеты не печатаем. Гарманы — измена. Глюк на глюке. Изменение реальности не проходит. Супертехнология не магическая, а мистическая.

***

1. Танки
2. В сверкающих храмах
3. Ночь
4. Иллюзия травы
5. Партизаны марихуаны
6. Зеркальный день
7. Ох, наелись
8. Космос
9. Сегодня ночью

1. Военная тропа
2. Мой андерграунд
3. Эффектные программы
4. Просто люди
5. Ночь без конца
6. Иллюзия травы
7. На параллельных плоскостях
8. Партизаны марихуаны

Вот и весь альбом

Звезда

Звезда — это точка покоя.

О

Зоркий Глаз — Сычёв Владимир Альбертович — родом из пгт Кумёны Кировской области. Отец у него был каким-то партийным шишкой на местности — по словам самого Глаза, в холодильнике всегда была банка чёрной икры, чуть ли не 3-хлитровая. — Со слов МИ.

Однако БП утверждает, что ЗГ родился в Наро-Фоминске (?), отец — секретарь обкома КПСС (?) (какая-то партийная шишка).

Скорее всего, 1966 года рождения. Поступил на ФУПМ в 1984 году. Не доучился — был отчислен (до 1990г). Погиб в 1997г — сбит на железной дороге.

Имел какой-то дан по рэндзю (чёрный пояс!), — видимо, на этой почве познакомился с Генцзы. Как-то раз, будучи отправленным от института на соревнования Московской области по самбо, занял второе место.

Ссылки

• ZorkyGlaz.narod.ru:
  • Lyrics: текст, gzipped Postscript;
  • RealAudio;
  • new (unsorted);
  • Наша милиция с аккордами;
  • тексты от greml;
  • письмо ЗГ т.Сухову;
  • vozhdx.txt (кодировка cp1251 (m$win));
  • картинки от Вождя;
• ЗГ@azss (mp3).